Тимур и его команда

Имя Тимура Башкаева широкая публика узнала недавно. Три года назад его бюро попало в число десяти команд, представлявших русскую архитектуру на выставке «Время перемен» в Лондоне. Тогда же были закончены такие необычные вещи, как гараж на улице Варги и ресторан на Лодочной. Но бю­ро Башкаева существует уже больше го лет, а первый свой дом он построил еще в 1989 году! А еще Башкаев проектировал парк «Страна чудес» в Нижних Мневниках. Правда, этому оригинальному проекту предпочли Церетели... Остались на бумаге и такие эффектные проекты, как Евровокзал, Боровицкая площадь, «Остров». Эти вещи Башкаев делал вместе с Александром Асадовым, которого считает сво­им учителем. А недавно он неожиданно стал главным специалистом по транспортному хай-теку. По­строил синие навесы платформ Ярославки, пешеходный мост у ЗИЛа, станцию монорельса, а сейчас реконструирует здание Ярославского вокзала, возвращая народу Шехтеля, законопаченного в 1960-е.

 

 

ТЕКСТ:

НИКОЛАЙ МАЛИНИН

 

-  Довольно неожиданный сюжет: радикальный архитектор 

вдруг ввязался в реконструкцию... 

- А оказалось, что это главное дело его жизни! (Смеет­ся.) Будет, по крайней мере, чем оправдаться перед потомка­ми. Потому что всех, конечно, удручало несоответствие сказоч­ных фасадов Ярославского вокзала и его совковых интерье­ров. И все думали, что там все погибло. Вокзал пережил две крупные реконструкции в советское время, после чего вместо внутреннего двора, куда прибывали поезда, появилась двух­этажная встройка, а все дворовые фасады заложили кирпичом и отделали мрамором. Уцелели лишь колонны галереи Льва Ке-кушева и главный вестибюль Федора Шехтеля, сильно переде­ланный в 1947 году Алексеем Душкиным. В архивах мы не нашли ни одного чертежа, ни одной фотографии! Тогда мы сдела­ли пробный шурф и обнаружили и недостающие колонны гале­реи из цельного куска лабрадорита, и шикарные арочные про­емы с родной столяркой и даже местами со стеклом!

-   Почувствовали себя Шлиманом? 

-   Практически... Стало ясно, что надо вскрывать фасады и все восстанавливать. Мастера из «Спецпроектреставрации» опус­тили пол, сняли потолок, восстановили кессоны. Галерею вос­создали полностью, а позднюю встройку ради контраста сдела­ли еще более современной. Наша главная идея была в том, что старое должно быть подлинным, а новое - современным.

-   То есть в соответствии с принципами научной реставрации? 

-   Да, именно так. И главное, что теперь эту красоту уже никто и никогда не закроет. Ну а свои модернистские амбиции бу­дем реализовывать рядом: вокзалу необходим новый зал ожи­дания, который нам видится эдаким китенком из цинк-титана.

-   Он чем-то похож на проект реконструкции Боровицкой площа­ди, где у вас с Александром Асадовым была Рыба-кит... 

-   Асадов для меня даже не учитель, а, скорее, гуру. К моменту нашей встречи я уже многое умел, но именно он помог мне как-то расширить сознание, понять, как много в архитектуре значит образ. Потому что без него здание остается набором функций и решений, каждое из которых можно легко оспорить и отвергнуть. А когда у тебя в голове есть некий идеал и ты в не­го веришь, то и заказчика убедить легко. Все решения логично подчиняются этому образу, он становится критерием всех твоих ходов. Именно так мы мыслили проект реконструкции Пла­нетария: он бьл центром системы, своего рода «солнцем», во­круг которого возникали «планеты» - павильоны поменьше.

-   Так это была ваша идея - поднимать домкратами памятник мирового значения?

-   Нет. Это идея академика Анисимова. Мы разрабатывали ар­хитектурную концепцию, поднимая не только здание, но и зем­лю вокруг него. Создавали наклонный искусственный рельеф, пологие пандусы, чтобы сохранить все пропорции памятника. Но в дальнейшем Анисимов дорабатывал проект без нас.

-   Складывается ощущение, что Башкаев - это такой романтик, который вечно придумывает какую-то усложненку. И постро­ить ее невозможно, и денег нет, а он ее упорно двигает...    

-   Как только возникает сверхзадача, возникает сложность. Что­бы найти простые совершенные формы, надо от многого отка­заться, а как отказаться, не попробовав? Количество возмож­ных приемов фантастическое, и если раньше парадигма была одна (классицизм, модерн, функционализм), то теперь их сот­ни. Что выбрать? Как найти конкретной задаче адекватное ре­шение? Только попробовав весь инструментарий. А глазами этого не постичь, только руками. Накопив опыт, ты уже быстрее отбрасываешь то, что заведомо не отсюда. Я не адепт никакого стиля, но знаю, что в этой конкретной ситуации максимальный эффект может дать минимализм. А в другой - хай-тек. И т. д. А вообще бывает по-разному. Сделали мы проект пешеходного моста у ЗИЛа. Согласовали, обсудили со строителями варианты остекления... Проходит какое-то время, проезжаю по Третьему кольцу, смотрю - а мост уже стоит. И что вы думаете? Один в один с нашим проектом. Но есть и печальные примеры, как, на­пример, станция монорельса «Улица Милашенкова». Нарисова­ли мы красивый пульсирующий силуэт, а на то, что получилось, смотреть без слез невозможно... Подрядчик сделал «рабочку» и построил без единого согласования с авторами проекта.

-   А вот станции Ярославки: красиво, но люди мучаются, потому что ноги со скамеечек до земли не достают. Вечно у нас с хай-те-ком так: вроде круто, а гайка какая-нибудь не там - и все! 

-   Там, где «рабочку» делали мы, - скамейки нормальные. А во­обще это вечная история: проект твой, а «рабочку» делают дру­гие, ложась под строителей. И тогда весь хайтек летит к черту. Вроде бы  зачем вообще связываться? Но люди делают хай-тек не потому что это модно, а потому что это отвечает их миро­ощущению. И даже если качество не соответствует, то порыв нельзя не оценить. Неправильно привинченная гайка тоже ког­да-нибудь станет частью нашей истории. Конструктивизм ни­сколько не скомпрометировал себя тем, что был построен из плохих материалов и сегодня разваливается. Конечно, всякое усложнение увеличивает риск. Но и обходиться в наш сложный век простыми решениями -тоже ведь странно?

-   Тем не менее, в жанре «прома» вам кое-что удалось: например гараж на улице Варги. Просто, ярко, остроумно! 

-   А сколько нервов потратили! Мне очень хотелось уйти от об­раза сундука, каким у нас обычно гараж выглядит. И мы спрятали рампу внутрь, выведя наружу смягченную форму. А с той стороны, где жилой дом, повесили тонкий лист синего железа, прорезав по нему узоры. Ограждения сделали из перфориро­ванного листа, а весь фасад затянули растяжками. Долго «объ­ясняли» заказчику, что они там что-то поддерживают и не дают пьяному выпасть! Но сейчас их убрали и вставляют окна, так что, считайте, нет гаража.

-   У вас много утопий: жилой комплекс на Кутузовском, дом-крыло в поселке «Ландшафт». Не говоря уж о «Стране чудес»!

-   Коммерческий подход к освоению участка возможен, но он ограничен. Ставить плотно коробочки башен уже не интересно даже заказчику. Но можно по-другому. Создать искусственную среду, которая живет по законам среды естественной. Не имитировать природу, а развивать ее логику. Именно такой альтернативный вариант мы и предлагаем на Кутузовском. В городе глаз человека лишен радостей естественного ландшаф­та: холмиков, пригорков. А поскольку застроен он плотно и на земле места уже нет, то мы предлагаем создать вертикальный ландшафт, по всем законам ландшафтной геопластики. Что же касается «Страны чудес», то это совсем из другой жизни. В конце 80-х Зураб Церетели пробивает участок в Нижних Мневниках под детский парк. Его ставят в график, срок подхо­дит, а проекта нет. А там Политбюро, надо отчитываться. Глав­ный архитектор города говорит, что выход один: набираем мо­лодняк, даем им карт-бланш и быстро делаем. И вот мы с дру­зьями (главным у нас был покойный Леша Мещеряков) по ночам, весело и быстро все это ваяем. Такого напридумывали! Огонь, Вода, Космос и никакого Диснейленда. А потом Град-совет, мы с нашим проектом на 48 квадратных метрах и Це­ретели с листиком А1. Ну нам и говорят: все здорово, только те­матика у вас, ребята, неверная. Народ не поймет.

-   В запой не ушли с горя, что очередная мечта накрылась?

-   Да нет, я ж тогда как раз первый дом построил. Для летчиков Домодедова, 120 квартир, три башни, а между ними - шесть двухэтажных атриумов. Чтоб человек выходил из квартиры и сразу попадал в какое-то общественное пространство: детская игровая, бильярдная, кафе. Такого в Москве тогда не было!

-   Если сравнить тот дом с проектом офисного здания на Поклон­ной горе, то это небо и земля...

-   Мы сделали три варианта и вдруг про один из них поняли, что получились у нас аффинные структуры. Это такие самоподоб­ные образования, которые сохраняют типологию в любом мас­штабе - как снег или песок, их в природе много. И каждый фрагмент этого здания подобен другому - и в плане, и в фаса­де, и в разрезе. Но при этом они все разные!

-   У вас и профиль удивительно широк: дома большие, загородные, поселки, гаражи, вокзалы, монорельс, ресторан...

-   О, ресторан! Я лишний раз убедился, что не существует архи­тектуры вне социальных условий. Был на берегу канала пив-няк, там, естественно, все регулярно тонули, и иначе как «Утоп­ленником» этот бар не звали. Надо было как-то все исправлять: и архитектуру, и ауру. Приезжаю, делаю проект: плоские кров-

ли, трубы, ну, не корабль, но что-то такое белое модернистское. Посмотрел заказчик и говорит: не, парень, тут надо шале де­лать, и чтоб крыши были скатные. Ах так, думаю, ну сейчас я та­кое шале устрою! И устроил: кровля, как заказывали, двускат­ная, но почти до земли, консоль к воде, витраж наклонен - в общем, такого шале история еще не знала! А потом заказчик проникся и уже сам гонял и нас, и строителей за несоответст­вие цвета и деталей интерьера нашему же проекту! А вообще мне многие жанры нравятся. И я даже переживаю, что в какой-то момент из-за конкуренции придется выбирать. Но главное, чтобы было из чего. Так что это вы мне лучше объ­ясните, почему на гостиницу «Россия» международный конкурс не объявят?